Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сюэ Сянь почувствовал, что попросту сам вырыл могилу: изначально хотел вернуть странное ощущение в правильное русло, а в итоге Сюаньминь, не понять что подразумевая под этим, прикрыл ему глаза, и стало, напротив, ещё страннее…
На самом деле, когда он был бумажным человечком, Сюаньминь тоже нередко закрывал ему ладонью лицо и глаза, должно быть, из соображений «чего глаза не видят, то не беспокоит», однако со сменой облика привкус несколько изменился.
Не разобрать, что Сюаньминь сделал с чёрной птицей за это время, Сюэ Сянь не слышал, чтобы он задабривал её или бранил, но уловил, как чёрная птица несколько раз хлопнула крыльями и молча смирилась со своей участью.
Он чинно стоял в темноте под покровом руки и не двигался, лишь моргнул, отчего ресницы мазнули по ладони и подушечкам пальцев Сюаньминя.
Кончики пальцев Сюаньминя дрогнули, и он убрал руку.
Не глядя на Сюэ Сяня — похоже, сохраняя манеру «чего глаза не видят, то не беспокоит», — он сказал ровно:
— Довольно, идём.
Чёрная птица и впрямь притихла. Не роняя ни единого звука, она держалась за плечо Сюаньминя, время от времени испуганно поглядывала на Сюэ Сяня и тут же отворачивала голову, словно внезапно поняла, как обстоят дела. Сюаньминь, видимо, провернул с ней что-то ещё, так что даже когда они вместе с чёрной птицей открыто вошли в деревню, взгляды крестьян не следовали за ними вовсе.
— Где чёрная птица? Как она исчезла на ровном месте?
— Верно, явно же только что ещё была там…
Гудящая болтовня селян осталась позади, и то, что глупая птица подняла суматоху, обернулось пользой, ведь большинство вставших рано крестьян собралось на въезде в деревню, и в глубине её стало намного тише, вплоть до того, что за весь путь они не увидели и тени человека.
Следуя указаниям раненого воина, они дошли до речной плотины и повернули через простой узкий мост поверх неё.
Едва сделав несколько шагов, они услышали, что под мостом кто-то разговаривает.
Не останавливаясь, Сюэ Сянь взглянул вниз и увидел, как две поднявшиеся спозаранку женщины бок о бок сидят на корточках на каменных ступенях, выступающих из насыпи, и стирают одежду, болтая о повседневных мелочах под плеск воды.
— Ах… Такая жалость, вчера умер старый дядя Ли из западного конца деревни, — женщина, что носила зимнее платье цвета фиников, вздохнула и продолжила: — Говорят, спрятал пеньковую верёвку и повесился у кровати, а перед смертью обеими руками держал красный тёплый халат в цветах.
— Старый Ли? Разве он не слаб умом уже пятый-шестой год? Как же он разобрался с верёвкой, чтобы повеситься?
Женщина в финиковых одеждах качнула головой:
— Тётушка Ли ведь ушла от тяжёлого недуга несколько лет назад? Эр-Лицзы[196] и остальные боялись, что дядя Ли не переживёт такого потрясения, и, пользуясь тем, что он слабоумен и неспособен узнавать людей, обманывали его — говорили, что тётушка Ли в уездном городе посещает врача. Слышала о таком?
— Слышала. Говорят, старый дядя Ли открывал глаза и не помнил, что было сказано позавчера, каждый день спрашивал эр-Лицзы: «Где твоя матушка?»
— Верно, только, пересказывают, два дня назад он несколько пришёл в себя и понял, что родной сын-то дурачит его и тётушки давно нет, — женщина в финиковом платье вздохнула. — Изначально старый дядя Ли хоть был слаб умом, ещё мог сносить жизнь в мучениях, теперь же надежда вдруг исчезла, раз не уследили — и покончил с собой.
— Ах… Некоторые вещи уж лучше не понимать, а…
Пока две женщины говорили об этом, Сюэ Сянь с Сюаньминем уже прошли через мост. Раненый воин как будто остолбенел; не касаясь ногами земли, он застыл ненадолго на месте, где был сразу, затем молча догнал остальных.
— Пришли… — тон раненого воина казался нерешительным, он поднял руку и указал на небольшой глиняный дом у дороги, что имел всего три двери: две комнаты располагались рядом, и сбоку ютилась хибарка; должно быть, в двух помещениях жили, а одно было кухней.
И случилось же так, что когда он заговорил, дверь одной из комнат глиняного дома распахнули и наружу вышла женщина с забранными в пучок волосами и чистым лицом. В согнутых пальцах она держала свитый из разноцветных верёвок узел, а к узлу была привязана высушенная на воздухе черепашья спина.
Она поправила узел, встала на носочки и повесила его на железный гвоздь на стене у двери. Снова коснулась черепашьего панциря, повернулась и обратила взор вдаль.
На миг Сюэ Сянь даже подумал, что она смотрит на них, но она скользнула взглядом по месту, где они стояли, так же мимолётно, как стрекоза касается воды, и посмотрела в сторону въезда в деревню, затем отвела глаза, поправила пучок и вошла на кухню.
— Давайте подойдём, — сказал Сюэ Сянь.
Не услышав в итоге ответа, он обернулся взглянуть и обнаружил, что несколько нечёткое лицо раненого воина мокро — в какой-то момент он залился слезами.
Будто во сне, он проследовал за Сюэ Сянем и Сюаньминем к двери, однако вовсе не вошёл в кухню, а оцепенело приблизился к пёстрому узлу. Казалось, он хотел коснуться той черепашьей спины, но давно уже был безруким и мог лишь смотреть. Он окинул узел взглядом, прошёл через открытую кухонную дверь и посмотрел на сидящую у печи женщину.
— Этот узел — какой это обычай? — спросил Сюэ Сянь.
Лишь долгое время спустя раненый воин сумел подавить лишающие дыхания слёзы и глухо ответил:
— «Возвращение», когда возвращаются вместе с черепахой. Это наш местный обычай. Если дома кто-то не возвращается из далёкого странствия, плетут и подвешивают такой узел.
Его меняют раз в месяц, плетут с весны и лета до осени и зимы.
— Я… — раненый воин потерянно смотрел на целиком окутанную ароматами от печи женщину на кухне, очень долго медлил, но сказал: — Я изменил решение… Всё же не давайте ей увидеть воинскую бирку.
Он не видел её очень много лет и словно никак не мог насмотреться. Лишь долгое-долгое время спустя он с трудом отвёл взгляд, обратив его к Сюэ Сяню и Сюаньминю:
— Прошу вас, господа, можете ли вы помочь мне закопать воинскую бирку перед домом?
Сюэ Сянь посмотрел на его мокрое лицо и кивнул:
— Ладно, ты не передумаешь? Мы
